Коити Вада

Жертвы атомных бомбардировок делятся своим опытом

Фото: г-н Коити Вада проводит лекцию для учеников из экскурсионной группы

Памятник 11:02 утра

Ученик Второй коммерческой школы Нагасаки, г-н Вада незадолго до конца войны был мобилизован на должность водителя трамвая. Он подвергся воздействию взрыва атомной бомбы на расстоянии трёх километров от эпицентра и был погребён под обломками рухнувшего здания, но смог избежать травм. Дни, последовавшие за бомбардировкой, он провёл, помогая своим друзьям.

Вторая мировая война подошла к концу 15 августа 1945 г. Но для Нагасаки война была далеко не окончена. Улицы и кварталы казались воплощением ада на Земле; единственные, кто остался, — немногочисленные ошеломлённые выжившие, что разгребали поля, на которых царили смерть и разрушение. Я знаю — это не рациональный вопрос, но я до сих пор не могу понять, почему так много горожан и невинных детей было вынуждено страдать от таких зверств и невзгод. Картины и звуки того времени навсегда отпечатались в моём сознании.

Меня тревожат мысли о том, что проходящие года и месяцы ведут к забвению памяти, и что страшная реальность атомных бомбардировок в конце концов поблекнет в сознании и уйдёт на задний план.

Теперь, когда более четырёх десятилетий миновало с августа 1945 г., послевоенные поколения, не имеющие опыта войны, составляют большинство. Хотя заинтересованность в том, чтобы Хиросима и Нагасаки остались единственными городами, пережившими атомную бомбардировку, и остаётся острой, непосредственное знание об ужасе и горе, причиняемых ядерным оружием, хранится горсткой людей, находившихся в то время в тех городах и сумевших выжить. Этот факт делает ядерное разоружение кажущейся всё более сложной для достижения целью.

Мысль о том, что сильнейшие страны мира владеют громадным количеством этого оружия универсального разрушения, наполняет меня гневом и серьёзными опасениями.

Утром 9 августа 1945 г. я, как обычно, отправился на работу, думая про себя, что, похоже, будет очередной жаркий летний день. Прибыв к трамвайному терминалу Хотарудзяя в шесть часов, я поставил на рабочем листке печать с моим именем и присоединился к очереди из моих коллег-шофёров, чтобы получить рукоятку тормоза. Получив рукоятку и номер трамвая, который мне предстояло вести этим днём, я отправился в депо на свою позицию.

В течение утреннего часа пик, пока я курсировал по стандартному маршруту между Охаси и Сианбаси, мой трамвай был переполнен пассажирами. После утреннего пика я получил извещение о схождении с рельсов в некоторой точке вдоль трамвайной линии и был проинструктирован изменить маршрут.

Как я вскоре осознал, этот поворот событий спас мне жизнь. Не было ещё 11-ти часов, когда я возвратился в терминал в Хотарудзяя, ворча на то, что эта авария вынуждает меня работать дольше обычного. Внутри здания терминала компания управляющих серьёзно отчитывала знакомого мне водителя. Кажется, он был ответственным за вышеупомянутый сход с рельсов. Я отправился немного перекусить, думая про себя о том, как глупо было подымать столько шума по такому мелкому поводу, а затем присел на скамейку с друзьями обсудить причины аварии.

Стрелки часов показали 11:02 утра. Внезапно здание озарила ослепительная вспышка света и тряхнул сильнейший взрыв. Терминал располагался в трёх километрах от эпицентра, но я полагаю, он подвергся прямому удару. Мне показалось, будто меня взметнуло в воздух, а затем бросило вниз на пол. Всюду вокруг стало темно, и я ощутил что-то тяжёлое у себя на спине.

Спустя какой-то промежуток времени окружающее постепенно стало проясняться. Я был потрясён масштабом разрушений. Пока мои коллеги вытаскивали меня из разрушенного здания, я вздохнул с облегчением, обнаружив, что мои руки и ноги целы. Крики взывающих о помощи людей, наконец, вернули меня в чувство.

Начиная с этого момента я посвятил себя спасательным работам. Однако все больницы и станции помощи в городе были битком набиты тяжело ранеными людьми. Не было медицинского оборудования. Всё, что мы могли делать, — это покрывать раны меркурохромом или цинковой мазью и обёртывать их марлевыми повязками.

Тем временем водители и другие сотрудники трамвайной компании начали собираться в терминале. Некоторые были тяжело ранены, но всё, что я мог сделать, — это успокаивать их словами. Девушкам и женщинам было указано эвакуироваться как можно быстрее.

Нашего слуха достигли новости об ужасных разрушениях в районе Ураками. Я сразу же вспомнил лица трёх моих коллег, которые направлялись к Ураками, когда я вернулся в Охаси. Цифры крутились в моей голове, и я пытался вычислить их местоположение в момент взрыва. Я молча молился за их спасение.

Дорога за терминалом стала шумной из-за проходивших мимо людей. Люди в процессии были столь чудовищно изранены, что я не мог поднять взгляда на прохожих. Зрелища того дня казались провозвестниками последнего дня мира; "апокалипсис" есть единственно подходящее слово для описания этого.

Когда наступил вечер, я возвратился домой и испытал облегчение, обнаружив записку, гласившую, что моя семья бежала в пригород Тагами.

Со склона холма позади дома я увидел, что офисы префектуры и мэрии горят и что область к северу от станции Нагасаки представляет собой широкое море огня. Я в одиночестве провёл в доме ночь и на следующее утро вернулся в Хотарудзяя. Стали поступать сообщения. Несколько работников, включая тех троих, что я видел направляющимися к Ураками, пропали без вести. В течение последующих четырёх дней мы продолжали нашу спасательную деятельность и поиск пропавших работников, но быстро впадали в отчаяние, бредя сквозь руины северной части города.

Думаю, что было 12 августа, когда мать одного из водителей, одноклассника по имени Хисао Танака, пришла в терминал сообщить нам, что Хисао возвратился домой живым. Я поспешил с несколькими друзьями к полуразрушенным остаткам его дома, где он лежал в углу комнаты. Мы тихо подошли к его ложу, но были потрясены, увидев его изуродованное лицо. Он получил ужасные ожоги, и его тонкие черты были страшно искажены. Он был едва жив. Слова утешения не имели смысла.

"Я не сделал ничего плохого". Эти слова слабым шёпотом сорвались с губ Хисао Танака, когда он испустил свой последний вздох.

Я помню цвет дыма, поднимавшегося от погребальных возвышений, выстроенных нами для наших друзей. Я помню обугленные тела маленьких детей, лежавшие в районе эпицентра подобно чёрным камням. Я так, как будто это случилось только вчера, помню сотни трупов, вытянувшихся вдоль берега реки за последним земным глотком.

Хотя у меня и лучше со здоровьем, чем у большинства выживших, но за прошедшие после бомбардировки месяцы и у меня проявились отсроченные эффекты. Но мне не доводилось жаловаться на эти вещи или обсуждать их с другими. Я приказал себе забыть всё о том периоде моей жизни и никогда не говорить ни слова об атомной бомбардировке.

Так продолжалось 30 лет, до тех пор, пока не родился мой первый внук, и я стал вспоминать трупы младенцев среди руин после бомбардировки, и почувствовал веление долга обеспечить, чтобы зверства того дня никогда больше не повторились. Это — побудительный мотив моих выступлений против ядерного оружия и передачи опыта молодым поколениям.

Памятник работникам трамвайной компании, погибшим в результате атомной бомбардировки, стоит сегодня на углу Парка мира Нагасаки. Останавливаясь для раздумий перед монументом, я утверждаюсь в своём предназначении хранить в памяти ужасную смерть этих людей и передавать послание мира будущим поколениям с тем, чтобы человечество могло процветать без какой-либо угрозы для жизни и благополучия.

Впечатления слушателей

"Спустя три года после того, как я услышал в Нагасаки выступление г-на Вада, я с учениками средней школы посетил Хиросиму с экскурсией. Это дало мне новый повод задуматься о значении мира. Взрослые утверждают, что мы живём в миролюбивом обществе, но продолжают разрушать природу, загрязнять окружающую среду и проводить ядерные испытания. Наша обязанность, как молодёжи, обеспечить изменения и глубже задумываться о том, что мы можем сделать для всеобщего мира и благополучия человечества".